Миссис Томпсон повернулась и побрела назад. Но, сделав несколько шагов, оглянулась; Гордон прочел в ее взгляде смущение и желание разрешить загадку.

— На самом деле вы не почтальон, не правда ли? — быстро спросила она.

Он с улыбкой поправил на голове фуражку с начищенной медной кокардой.

— Вот принесу вам письмо-другое, тогда и узнаете наверняка.

Она угрюмо кивнула и засеменила прочь по выщербленному асфальту. Гордон смотрел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом, а потом зашагал на запад, вниз, к побережью Тихого океана.

8

Баррикады давно обезлюдели. Стена поперек шоссе номер 58, возведенная на западной окраине города Окридж, превратилась в груду бетонных обломков, переплетенную арматурой. Сам город тоже безмолвствовал. Во всяком случае, восточная его часть была мертва.

Гордон глядел на асфальт главной улицы, изучая по воронкам на нем недавнюю историю. Здесь разыгрались две, а то и три схватки. В центре зоны наибольших разрушений сохранился фасад с надписью «Клиника неотложной помощи». На верхнем этаже гостиницы остались нетронутыми три окна, которые сейчас яростно отражали утреннее солнце. Однако даже там, где разбитые витрины магазинов были заколочены досками, замусоренные тротуары усеивало битое стекло.

Гордон, собственно, и не ожидал застать здесь более благополучную картину, однако чувства, с которыми он покидал Пайн-Вью, какое-то время еще жили в его душе, и он очень надеялся набрести на новые островки мира, особенно тут, в плодородной долине реки Уилламетт. Окридж вряд ли мог выжить, но он мечтал что найдет хоть какие-то признаки возрождения, которые не дадут угаснуть его оптимизму, — скажем, следы продуманных усилий по восстановлению нормальной жизни. Если здесь, в Орегоне, существовало подобие индустриальной цивилизации, то в таком городе, как Окридж, должны были бы прибрать к рукам все, что могло пригодиться умелым людям.

Однако в двадцати метрах от своего наблюдательного поста Гордон увидел развалины заправочной станции с обильно рассыпанными по замасленному полу гаечными ключами, плоскогубцами и разноцветными пучками проводов. Ни разу не использованные покрышки по-прежнему висели над подъемником.

На этом основании он заключил, что с Окриджем случилось худшее, что могло случиться, — во всяком случае, с его точки зрения. Все необходимое для машинной культуры присутствовало здесь в большом количестве, однако так никого и не заинтересовало и давно мирно ржавело, что говорило об отсутствии поблизости каких бы то ни было признаков общества, опирающегося на технологию. Зато ему придется пройти тем же путем, каким прошло до него полсотни волн мародеров, чтобы откопать что-нибудь, пригодное для одинокого путника, как он.

Гордон покорно вздохнул: это ему было не впервой.

Даже среди развалин в центре Бойса, бывшего в прежней жизни столицей штата Айдахо, грабители, опередившие его, проглядели целый погреб с консервами позади обувной лавки, который год за годом набивал жратвой какой-то любитель накопительства. За многие годы у Гордона развился особый нюх, помогающий делать такие находки, и выработались оригинальные методы поиска.

Он добрался до того места, где бывшая бетонная стена терялась в лесу. Там он принялся петлять на случай, если за ним наблюдают. Облюбовав местечко, откуда были видны приметные ориентиры, Гордон сложил свою кожаную сумку и фуражку под кедр, прикрыл это добро почтальонской курткой и, наломав веток, забросал тайник сверху.

Он был готов на все, лишь бы избежать конфликта с подозрительными местными обитателями, однако ему и в голову не пришло остаться безоружным — так бы поступил только умалишенный. Ситуация, в которой он сейчас находился, была чревата столкновениями двух типов. В одном случае лучше всего сгодился бы бесшумный лук, в другом он мог без колебаний использовать бесценные и незаменимые патроны 38-го калибра. Проверив готовность револьвера, Гордон застегнул кобуру. При нем имелись также лук со стрелами и матерчатый мешок для находок.

В первых нескольких домах, на самой окраине, передовые волны мародеров потрудились на славу, разнеся все в щепки, но не слишком тщательно обшарив разные закутки. Подобное зрелище неизменно производило удручающее впечатление на более умеренных собирателей, приходивших следом, и те тоже не все прибирали к рукам.

Однако Гордон переходил уже в четвертый по счету дом, а собранное им было пока так скудно, что никак не могло подтвердить принятой им теории. Дно его мешка оттягивала пара ботинок, практически напрочь загубленных плесенью, увеличительное стекло и две катушки ниток. Он совал нос как в самые обычные места любителей запасаться всевозможным добром, так и в наиболее невероятные, отыскивая тайник, но до сих пор не обнаружил ни крошки съестного.

Мясо, которым его одарили в Пайн-Вью, было еще не целиком съедено, однако подходило к концу. Зато, поднаторев в стрельбе из лука, он добыл пару дней назад небольшую индюшку. Если ему не улыбнется счастье среди развалин, то лучше забыть про поживу здесь и заняться зимой охотничьим промыслом.

Гордону отчаянно хотелось набрести на еще один райский уголок, подобный Пайн-Вью. Однако судьба и так в последнее время была к нему слишком милостива, а обилие удач вызывает подозрение.

Его ждал пятый по счету дом.

Это двухэтажное здание принадлежало в свое время преуспевающему врачу. Гордон восхищенно уставился на огромную кровать с балдахином. Подобно остальным помещениям, спальню обобрали дочиста, оставив гнить только мебель. Однако, забравшись под кровать и исследуя ковер, Гордон пришел к выводу, что его предшественники кое-что проморгали.

Богатый ковер овальной формы лежал явно не на месте. Тяжеленная кровать стояла на нем только правыми ножками, тогда как левые опирались прямо на дощатый пол. Либо владелец проявил небрежность, либо...

Гордон отложил в сторону свои приобретения и ухватился за край ковра. Ну и тяжесть! Он принялся потихоньку сворачивать его.

Удача! Пол рассекала узкая трещина. Одна из ножек кровати стояла прямиком на медной дверной петле. Тайник!

Гордон подналег, но опора балдахина, сперва поддавшись, быстро встала на место. Он возобновил усилия, наполнив дом грохотом.

Четвертый натиск дал плоды: опора раскололась надвое. Гордона едва не проткнуло острым верхним концом, но он успел откатиться в сторону. Балдахин обрушился на кровать, и все древнее сооружение приказало долго жить. Накрытый с головой, Гордон разразился ругательствами, а потом принялся чихать как одержимый, задохнувшись от пыли.

Наконец, немного придя в себя, он выбрался из-под завала и заковылял прочь из спальни, по-прежнему оглушительно чихая. Ему пришлось даже ухватиться за перила лестницы, ведущей на второй этаж, настолько изматывающим оказался приступ чихания. В ушах звенело, и Гордону показалось, что он слышит голоса.

«В следующий раз это будут уже не голоса, а церковный перезвон», — в изнеможении подумал он.

Наконец, отчихавшись, он протер запорошенные пылью глаза и вернулся в спальню. Крышка тайника красовалась теперь на виду, покрытая густым слоем только что осевшей пыли. Гордону пришлось повозиться, пока он не нащупал край крышки, после чего она откинулась с ржавым стоном.

Тут ему опять показалось, что снаружи дома раздаются голоса. Он замер и обратился в слух. Снова ничего. Он нетерпеливо нагнулся и, разведя в стороны густую паутину, устремил взгляд в тайник.

Внутри находился большой железный ящик. Гордон пошарил вокруг в надежде наткнуться еще на что-нибудь: то, что мог хранить в довоенные времена в потайном сейфе состоятельный врач — деньги и документы, — представляло для него куда меньшую ценность, нежели консервы, которые могли очутиться здесь в разгар военного безумия. Но нет, ящик — единственное, что скрывал тайник. Отдуваясь, Гордон выволок его на свет.

Ящик оказался тяжелым. Вот бы в нем спрятали не золото и подобный ему хлам! Петли и замок сильно заржавели, поэтому Гордону пришлось взламывать замок ножом. Внезапно, в самый разгар этого занятия он замер.